Мидвичские кукушки [= Кукушата Мидвича ] - Джон Уиндем

В своем не очень связном письме она объясняла, что не понимает, как это могло случиться, ведь, исходя из всего, что она знает, этого вообще не может быть, поэтому она ничего не может понять, но факт остается фактом – она, кажется, беременна – впрочем, слово «кажется» здесь не подходит, поскольку она в этом совершенно уверена. Поэтому не сможет ли он вырваться к ней на выходные, обсудить создавшееся положение?..

Значительно позже я узнал, что Алан был не первым, кому Феррелин сообщила свою новость. Некоторое время она была очень обеспокоена и озадачена, и за два или три дня до того, как написать Алану, решила, что пора признаться домашним. С одной стороны, она нуждалась в совете и объяснениях, которых не смогла найти ни в одной книге, а с другой – считала это более достойным, чем ждать, пока кто-нибудь не догадается сам. Пожалуй, лучше всего сначала рассказать Антее – матери, конечно, тоже, но потом, когда хоть что-нибудь прояснится; это был один из тех случаев, когда мать могла легко выйти из себя.

Однако решение было куда легче принять, чем осуществить. С утра в среду Феррелин была готова, улучив подходящий момент, отвести Антею в сторону и все ей выложить.

К несчастью, в среду ничего не получилось, в четверг утром тоже, а днем Антея была на заседании в женской организации и вернулась только вечером сильно уставшая. Был подходящий момент утром в пятницу – но тоже не вполне, так как к отцу в это время пришел гость, и уже накрывали к чаю. И так одно за другим – и к утру субботы Феррелин все еще ни с кем не поделилась своей тайной.

«Я должна сказать Антее сегодня – даже если это будет не вполне удобно. Так может продолжаться неделями», – твердо сказала она себе, одеваясь.

Феррелин вышла к столу, когда Гордон Зеллаби уже заканчивал завтрак. Он рассеянно поцеловал ее и вскоре с головой ушел в работу – сначала в глубокой задумчивости обошел сад, затем скрылся в кабинете.

Феррелин поела кукурузных хлопьев, выпила немного кофе и принялась за яичницу с беконом. Съев пару кусочков, она отодвинула тарелку достаточно решительно, чтобы Антея оторвалась от своих размышлений и взглянула на нее.

– В чем дело? – спросила Антея со своего конца стола. – Яйца несвежие?

– Нет, все в порядке, – сказала Феррелин, – просто не хочется. – Внутренний голос подсказывал: «Почему бы не сейчас?» Она глубоко вздохнула и проговорила: – Дело в том, Антея, что мне сегодня утром было плохо.

– В самом деле? – спросила мачеха, намазывая хлеб маслом. Накладывая мармелад, она добавила: – И мне тоже. Ужасно, правда?

Начав, Феррелин решила довести дело до конца.

– Дело в том, – ровным голосом сказала она, – что мне плохо не просто так. Мне плохо от того, что у меня будет ребенок.

Антея несколько мгновений смотрела на нее с задумчивым интересом, затем медленно кивнула.

– Понимаю. – Она сосредоточенно намазала тост мармеладом, потом снова взглянула на Феррелин. – У меня тоже.

От удивления Феррелин даже открыла рот. К своему стыду и смущению, она испытала легкий шок. Антея была только на шестнадцать лет старше, так что все было вполне естественно, но… В голове у Феррелин все перемешалось. Семья Зеллаби отнюдь не соответствовала викторианским представлениям о ячейке общества, но ребенок, который станет сводным братом или сестрой ей самой, дядей или тетей внукам Зеллаби, которым уже было по четыре-пять лет, и ее собственному ребенку, который окажется в том же возрасте, превращал нормальное соотношение поколений в хаос. Кроме того, это было несколько неожиданно.

Она продолжала смотреть на Антею, тщетно пытаясь что-либо сказать, но как-то сразу все встало с ног на голову.

Антея смотрела мимо Феррелин куда-то вдаль сквозь окно и голые ветви каштана. Глаза ее сияли. Сияние росло, пока наконец не превратилось в две слезинки, скатившиеся по ее щекам.

Феррелин все еще сидела, словно парализованная. Она никогда прежде не видела Антею плачущей. Это было совсем не похоже на нее…

Внезапно Антея наклонилась и уронила голову на руки. Словно стряхнув с себя что-то, Феррелин вскочила, подбежала к Антее, обняла ее и почувствовала, как та дрожит. Она прижала Антею к себе и стала гладить ее волосы, шепча слова утешения.

Феррелин не могла не осознать, что они почти поменялись ролями, правда, сама она не собиралась рыдать у Антеи на плече, но все произошло настолько неожиданно, что она даже засомневалась, не сон ли это.

Вскоре, однако, Антея взяла себя в руки. Она несколько раз вздохнула и стала искать платок.

– Извини, что я такая дурочка, но я так счастлива.

Антея всхлипнула, моргнула и вытерла платком глаза.

– Понимаешь, – объяснила она, – я не позволяла себе поверить, но вот сказала тебе, и это стало реальностью. Ты знаешь, я всегда так мечтала об этом… Но ничего не получалось – и мне казалось, что об этом уже пора забыть… А теперь это наконец произошло, и я… я… – Она снова тихо заплакала.

Через несколько минут она окончательно успокоилась, вытерла глаза и решительно убрала платок.

– Ну, хватит, – сказала Антея. – Я никогда не любила плакать, хотя иногда это помогает. – Она посмотрела на Феррелин. – Совсем эгоисткой становлюсь. Прости меня, ладно?

– О, все в порядке. Я рада за тебя, – великодушно сказала Феррелин. Помолчав, она добавила: – Мне самой не хочется плакать. Но я немного испугалась.

Слова эти удивили Антею. От Феррелин она такого ответа не ожидала. Антея внимательно посмотрела на падчерицу, словно лишь сейчас осознала всю важность происходящего.

– Испугалась, дорогая? Я думаю, тебе не следует бояться. Это не очень приятно, конечно, но не будем пуританами. Прежде всего нужно убедиться, что ты права.

– Я права, – мрачно сказала Феррелин. – Но я этого не понимаю. Тебе проще, ты замужем и все такое…

Антея не обратила внимания на ее слова.

– Надо сказать Алану.

– Да, наверное.

– Конечно, надо. И не беспокойся, Алан тебя не оставит. Он обожает тебя.

– Ты уверена?

– Конечно, глупенькая. Достаточно на него посмотреть. Естественно, нельзя быть полностью уверенной, но не удивлюсь, если он будет очень рад. В чем дело, Феррелин? – Она замолчала, озадаченная выражением ее лица.

– Ты не поняла. Это не Алан.

Сочувственное выражение исчезло с лица Антеи. Взгляд стал холодным, она начала подниматься со стула.

– Нет! – в отчаянии воскликнула Феррелин. – Ты не поняла, Антея. Это не Алан. И никто вообще, понимаешь? Поэтому я и боюсь.

Примерно через неделю миссис Уиллерс, жена доктора, нагруженная покупками, шла домой от автобусной остановки и заметила небольшую группу людей, собравшихся у коттеджа Харриманов. Большую часть группы составляли женщины. Судя по выражению их лиц, они были чем-то явно увлечены.